Не так давно я писал про восемь причин уволить Андрея Фурсенко. До того, как это увольнение произойдет, мне бы хотелось перечислить основные достижения министра в области развития нашей науки и высшей школы. Эти достижения есть, и они достаточно серьезные. Хотя, конечно, многие из них – оборотная сторона отмеченных в первом посте неудач.

Первое достижение отражено на уже известном читателям графике: это постоянный и значительный рост расходов на исследования и разработки, прежде всего, за счет государства.

Еще одно (и очень важное) финансовое достижение – это реальное повышение зарплат ученых. В сфере исследований и разработок в 2010 году средняя номинальная начисленная зарплата составила 32 157 рублей, или 153% от средней по стране; в 2004 году цифра была куда меньше – 131,6%. Свои бюджеты на НИОКР есть у многих других ведомств, но главную роль в повышении сыграло Минобрнауки.

Как следствие, появились механизмы, позволяющие довольно значительному числу ученых зарабатывать вполне прилично. Социальный статус исследователя заметно вырос. Посмотрите, например, на портреты молодых московских ученых, опрошенных недавно «Афишей»: прилично одетые, симпатичные люди, желающие работать в России. Научной молодежи стало больше не только в столице, но и по всей стране. Доля молодых среди исследователей все последние годы стабильно растет.

На их закрепление в науке направлено важнейшее нововведение последних лет – ФЦП «Научные и научно-педагогические кадры» (срок действия – 2009–2013 годы). По сути, это набор грантов для научных центров, групп кандидатов и докторов наук, отдельных молодых ученых. Заявок на большинство конкурсов программы подается очень много, идут они из всех регионов. К сожалению, эффективность ФЦП подрывается тем, что ее конкурсы подпадают под закон о госзакупках, а непрозрачная экспертиза вызывает массу замечаний. О проблемах программы много раз писали, но, тем не менее, для нескольких тысяч ученых она уже стала важным каналом конкурсного финансирования.

Помимо программы «для всех» Минобрнауки с 2006 года адресно поддерживает полсотни ведущих вузов (программы «инновационных», «исследовательских» и федеральных университетов). Несмотря на недавний бравый отчет министра премьеру, не все здесь можно назвать удачным. Например, механическое объединение в федеральные университеты не дало ожидавшегося быстрого результата. Но некоторые вузы, получив новый статус и деньги, воспользовались ими эффективно. Об этом свидетельствует число их научных публикаций в международных журналах. К примеру, у МФТИ этот показатель увеличился с 233 в 2009 году до 319 в 2010.

Конечно, Андрей Фурсенко не создал Физтех, но он хотя бы обеспечил условия для его развития (я не касаюсь сейчас ЕГЭ). Кроме того, министр в многочисленных выступлениях явно донес до вузовского сообщества образец, к которому следует стремиться, – это вуз типа MIT, сочетающий передовые исследования с инновациями и стоящий высоко в мировых рейтингах.

В 2010 году Минобрауки после отмашки Владимира Путина начало масштабную программу приглашения ведущих ученых в наши вузы. На сегодня отобрано 79 человек, которые за три года должны создать в вузах лаборатории мирового уровня. На каждый проект выделяется до 150 миллионов рублей.

Пожалуй, новшества в отборе заявок даже важнее размеров «мегагрантов»: впервые каждый проект оценивали не только российские, но и иностранные эксперты. Результатами их работы довольны практически все, включая записных критиков Фурсенко: деньги получили почти сплошь достойные, в т.ч. нобелевские лауреаты и выдающиеся русскоязычные ученые из лучших мировых университетов. Добавлю, в последнем конкурсе из 39 грантов Физтех получил четыре, а созданный по его модели Новосибирский госуниверситет – три.

Было много справедливых упреков в том, что на мегагранты запрещено подавать институтам РАН. Недавно объявлено, что в новых конкурсах этот барьер будет снят. Правда, размер одного гранта ограничат 60 миллионами.

Деньги мегагрантов можно тратить на все, что потребуется для проекта (нельзя лишь завышать зарплату приглашенной «звезды»). Деньги ФЦП «Кадры» тоже можно расходовать относительно свободно. Напротив, целевые средства избранным «национальным» и «инновационным» вузам Минобрнауки выделяло в основном на оборудование – боялись, что зарплаты проедят без толку. Кроме того, приборы во множестве закупали по ФЦП «Исследования и разработки» и «Инфраструктура наноиндустрии».

В результате кое-где в спешке заказали не то, кое-где не сразу нашлись деньги на установку и наладку, кто-то хорошо нажился. Почти везде не хватало денег на зарплаты операторов новейшей техники. Но сейчас вряд ли кто-то станет отрицать, что за последние пять лет закуплено порядочно, и большинство приборов так или иначе работает.

Еще одна характеристика «периода Фурсенко» не является специфически российской, но для нашей страны важна особенно. Это планомерное расширение роли уже упомянутого подсчета публикаций, а также числа ссылок на них и прочих производных. В отличие от руководства РАН Андрей Фурсенко ясно дал понять, что самые лучшие результаты публикуются в уважаемых иностранных журналах, а статьи в большинстве российских изданий на порядок менее ценны.

На практике учет публикаций внедряется с множеством оговорок и перекосов, но новая идеология «статья в Nature – это круто» бодро шагает по стране. Все активные ученые-естественники выучили слово «импакт-фактор» (показывает среднее число ссылок на статью в журнале), а теперь устами организаторов конкурса мегагрантов их обучают уважать индекс Хирша (отражает число высокоцитируемых публикаций за карьеру ученого). Ясно, что для России такая интеграция в мировую систему научной репутации очень важна.

Можно назвать еще несколько достижений. Так, в прошлом году были отобраны первые студенты и аспиранты для обучения в лабораториях нашей научной диаспоры за счет российского бюджета. Таких счастливчиков, правда, всего пара десятков.

Но хочу напомнить: в 2003 году, до прихода Фурсенко на пост министра, президентский совет по науке подготовил «Концепцию мер по сохранению кадрового потенциала науки», где предлагалось «усилить контроль за реализацией международных договоров о сотрудничестве в области обмена учеными и специалистами», а также «предусмотреть поэтапное введение бесплатного обучения в аспирантуре или докторантуре только в случае обязательной занятости в государственном секторе экономики в течение 5 лет».

То есть с министром науки могло бы быть гораздо хуже. А могло ли быть сильно лучше? Выстроенная в Кремле система управления побуждает ответить отрицательно. Боюсь, у нас еще будет время понаблюдать за ставленниками Путина в науке и убедиться в справедливости такого вывода.