Российский "Учитель года - 2010", математик Михаил Случ рассказал о том, почему он не считает себя лучшим в своей профессии. С Михаилом Случем беседовал Армен Гаспарян.

Гаспарян: Михаил Ильич, сам титул, выражаясь старым, пафосным языком, "Учитель года", к чему обязывает?

Случ: Конечно ко многому, но первое, что следует сказать, обязывает к тому, чтобы не возгордиться. То есть естественно, "Учитель года", это не олимпийский чемпион, который дальше всех прыгает, или быстрее всех бегает, и я надеюсь, что ни один мой коллега, обладатель этого титула, бывший и будущий, не подумает, что он действительно лучший учитель. И не подумает, что он действительно находится на вершине профессионального успеха. Потому что, конечно, существует и работают, и не выходят на никакие конкурсы замечательные учителя, которым и я, и мои коллеги участвующие в конкурсе, и в подметки не годимся.

Гаспарян: А почему, кстати, не выходят? Это скромность, прирожденный дар учителя?

Случ: Я думаю, во многом да. Понимаете, ведь работа - есть работа. А конкурс - это все-таки некий конкурс. Он требует определенной подготовки, он требует того, что на самом деле очень хорошо знакомо учителю, и чего учитель очень любит. Когда вдруг тебя оценивают, причем оценивают публично... То есть я, участвуя в конкурсе, много раз ловил себя на мысли, что я вот как школьник, как бы оказываюсь в положении экзаменуемого. И мои друзья, коллеги, в хорошем смысле слова обращали мое внимание на то, что это позиция совершенно неправильная. Что дело в том, что мне не 20 лет, и они мне говорили, что совершенно не требуется так волноваться, что любой учитель по сути своей имеет за спиной какой-то опыт, и просто спокойно надо об этом говорить. Что-то показывать, демонстрировать. Но от этого трудно отделаться, и возвращаясь, закольцовывая свою мысль, я хочу сказать, что конечно, учителю естественно ставить детей в ситуацию, когда они экзаменуются, но совершенно неестественно самому в этой ситуации оказываться.

Гаспарян: Михаил Ильич, а кстати, а как вы стали учителем? Я даже не говорю уже про "Учителя года-2010", ведь если мне память не изменяет, вы же были, по-моему, программистом, еще в относительно недавнем прошлом?

Случ: Это длинная история, я работаю учителем уже 18 лет, в этом смысле, наверно, это все-таки далекое прошлое. Но я, действительно, из тех учителей, которые не заканчивали педагогический вуз, и пришли в школу не со школьной скамьи, не со студенческой скамьи, а все-таки уже немножко поработав, уже чем-то позанимавшись. Если говорить о моем первом дипломе, то, конечно, это совершенно не педагогическая ситуация, я инженер-металлург. Я могу кого-нибудь отковать, или прокатать, или выплавить.

Гаспарян: Тоже наверно полезное для отдельных нерадивых школьников?

Случ: В этом смысле, да. У меня возникает какой-то ассоциативный ряд, что можно сделать в критической ситуации. Это конечно, все было далеко от педагогики, и я пришел в школу в 92-м году, как бы это был мой вполне сознательный выбор, я занимался математикой, работал довольно успешно по тем временам, как бы были финансовые показатели, связанные с понятием успешности. Но, как то мне казалось на тот момент, что это интересно, но это не на всю жизнь. Я искал какое-то себе дело, которое бы мне было действительно интересно.

Гаспарян: И вот школа, это на всю жизнь?

Случ: Когда я туда шел, я был абсолютно в этом не уверен. Когда я начинал там работать, я совершенно не был уверен, что я состоюсь как педагог, я сейчас, кстати, по-прежнему не уверен, что я все делаю правильно, и точно не по отношению ко всем ученикам, и по отношению ко всем педагогическим ситуациям. Годы берут свое, могу сказать, что видимо, это ближе к тому, что человек может назвать своим, чем что-то другое.

Гаспарян: А вот вечный спорный вопрос, последних, наверно, лет восемнадцати. Является профильное образование необходимой стартовой площадкой для карьеры, или можно как в вашем случае обойтись без этого, просто есть какой-то внутренний задаток, внутренний стержень?

Случ: Вы понимаете, я бы не сказал, что это вопрос последних восемнадцати лет. Тогда, когда я пришел в школу, это был вопрос по необходимости. Просто потому что, из школы уходили люди, и...

Гаспарян: Это 92-й год?

Случ: Да, да. И дело было не в том, придут туда выпускники пединститутов или не придут, а вопрос вообще, кто туда придет, и кто оттуда не уйдет. Сейчас этот вопрос ставится скорее в несколько иной плоскости. Учителей много, это массовая профессия, это не академики, не какие-то уникальные специалисты, даже не радио ведущие.

Гаспарян: Их тоже, кстати, очень много.

Случ: Их много, но учителей все-таки больше. И при всем уважении к так называемым кадровым учителям, к выпускникам педвузов, все-таки возникает вопрос, в какой мере в школу могут прийти люди, имеющие классическое академическое образование. Например, хотя бы для того, чтобы в старших классах профильных школ, я теперь уже говорю о школах, где готовят будущих математиков, или будущих гуманитариев, работали бы люди, ну, например, преподающие английский язык. Не просто, потому что они его хорошо знают, и хорошо преподают. А потому что они являются фактически его носителями, являются профессионалами в своей области, переводчиками, и так далее. И этот запрос на аутентичное преподнесение предмета, он, конечно, существует в вузе в огромной мере, но он существует и в школе.

Гаспарян: Его возможно удовлетворить в рамках школы на территории страны? Если вы говорите про аутентичного носителя, скажем, английского языка, или французского, или испанского?

Случ: Это сложный вопрос, естественно, на сегодняшний момент, если мы сужаем это понятие от аутентичности до педагогов, преподающих иностранный язык, то видимо, очень и очень далеко до того, чтобы вообще был удовлетворен спрос на квалифицированных педагогов. Я не специалист в преподавании иностранных языков, я могу об говорить потому, что имею некоторый опыт работы в школе, и опыт, связанный с языком. Вообще, не так просто найти людей, которые были бы готовы преподавать язык не грамматически, как это принято в классической, российской, советской школе, а коммуникативно. Как это принято, и как это востребовано сейчас во всем мире. Но, это только один из вопросов, быстро такие вопросы не решаются.

Гаспарян: Коли мы уже говорим вообще о проблеме учителей в российских средних школах, вот раньше ведь лет сто, сто пятьдесят назад, большинство педагогов были мужчины, потом произошел некий поворот. И вот я когда учился, у меня мужчина - педагог был только один, преподаватель истории. А сейчас как с этим обстоит?

Случ: Я думаю ситуация похожая, конечно, это во многом женская профессия, и в этом смысле всегда чувствуешь некоторую неловкость, когда оказываешься на каком-то конкурсе, или на педагогическом совещании. В любой выбранной среде мужчин почему-то статистически больше, чем их должно быть, в соответствии с нормальным школьным населением. Беда состоит в том, что сто, сто пятьдесят лет назад, образование не было всеобщим, и уже только по этой причине образование было некоторой ценностью, которую действительно добивались, и за которую во всех смыслах слова готовы были и платить, я имею в виде государство. Я не имею в виду того, кого Пушкин в "Евгении Онегине" выводил как наперсника главного героя. И, сейчас мы живем в эпоху всеобщего образования, и вот как я сказал, учитель видимо стал одной из массовых профессий, и беда в том, что стереотип, что эта массовая профессия должна хорошо оплачиваться, он сейчас меняется. Но, понятно, что во многом он не доминирует, и в общественном сознании, учитель, да, это уважаемый человек, хотя брать какие-то вопросы общественного мнения, то может быть и не всегда. Но уж во всяком случае, это не ведущий менеджер банка, и так далее, как-то там, все нормально.

Гаспарян: Я бы поспорил на самом деле с такой оценкой, потому что если в скобках сказать учитель какой-нибудь частной школы, то наверно, это будет по-другому оцениваться социумом.

Случ: Это конечно. Но, мы же сейчас говорим об общем восприятии, естественно, всегда есть люди, которые в своей профессии получают непропорционально много, непропорционально по отношению к другим. Но, это всегда скорее исключение, чем правило. И дело даже не в том, что в Москве эта ситуация сейчас до некоторой степени переломлена, то есть московские зарплаты учителей, они в высшей степени, это что-то достойное. Дело в том, что я реально знаю учителей из регионов, которые получают, я понимаю, что эта цифра, может быть, шокирует в эфире, 4-5 тысяч рублей. И это не люди, которые приходят в школу на два часа, это некий факт. И с этим сложно что-то делать, другое дело, что есть регионы, что и это является большим заработком, и окружающие получают, может быть еще меньше.

Гаспарян: С этой точки зрения тогда можно только преклониться перед людьми, которые при всем при этом, продолжают оставаться верными профессии, продолжают воспитывать следующее поколение.

Случ: Я только это и хотел сказать, конечно. Это абсолютно непостижимо, на мой взгляд.

Гаспарян: Почему? Преданность профессии стала таким ретро уже?

Случ: Нет. Я имею в виду непостижимо, как эти люди эту верность сохраняют, и опять-таки, тут я говорю как человек, много лет проработавший в школе, и как мужчина. Я видел молодых учителей, которые говорят: вот школа и мы, это на всю жизнь. Это замечательно, вот я вижу здесь свое призвание, и я им готов всячески помогать, просто про себя я думаю, насколько хватит их запала. Сколько они продержатся, потому что это действительно реальная проблема, человек может быть энтузиастом пять лет, может быть семь, но потом возникнут вопросы с семьей, с квартирой, с какими-то еще вещами. И конечно, вот этот энтузиазм, это лишение себя, это недолгоиграющая пластинка. Или, во всяком случае, мне кажется аморальным делать на это ставку.

Гаспарян: Михаил Ильич, а среди ваших учеников сегодняшних, или прошлых лет, есть те, кто последовал вашему примеру, и посчитал, что педагогика, это его призвание?

Случ: Да, конечно. Есть.

Гаспарян: Те, кто поступил в педагогические вузы?

Случ: И так, и так. И те, кто поступили в педагогические вузы, и пришли в школу. И те, кто поступил не в педагогические вузы, и все равно пришел в школу. Да, такие люди есть. Но, опять таки, я хочу сказать, что в Москве ситуация немножко лучше, или скажем, сильно лучше, чем во многих регионах, чем зарплата учителей. Но, тем не менее, все равно, в моей школе работают выпускники, и когда я думаю, какой у них был выбор, там, выпускник Высшей Школы Экономики, то есть не то, что он закончил какой-то заштатный вуз, и не мог никуда устроиться...

Гаспарян: Достаточно престижное учебное заведение.

Случ: И для меня это очень отрадно, тем не менее, он сделал такой выбор, он как-то почувствовал, что ему это важно. Может быть, он уйдет из школы, но то, что он стал пробовать в этой области, это здорово.

Гаспарян: А вы отслеживаете вообще судьбы и карьеры своих учеников?

Случ: Честно вам хочу сказать, не очень подробно. Потому что здесь есть такой обычный, может быть я не прав, может быть, в других случаях происходит иначе, но вот некий временной лаг. Когда я расстаюсь с учениками, я это делаю как классный руководитель, и как выпускающий учитель математики, и как директор последние годы, я им говорю в качестве такого шутливого напутствия, что они сейчас выйдут из школы, и они ее забудут. И в этом нет ничего плохого. В этом, на мой взгляд, нет никакой трагедии, потому что, ну что делать, жизнь так устроена. Нужно что-то забывать, важно, чтобы потом когда-то, когда это покажется важным, или что-то их в жизни подтолкнет, и они об этом вспомнили, и были готовы прийти. Тут нужен некий временной лаг. Эта встреча со школой, она должна быть естественной. Ее можно организовывать, там вечера выпускников, дни рождения учителей.

Гаспарян: Некие ностальгические нотки.

Случ: Я бы сказал, что лучше бы, это происходило с минимум ностальгии, чем на этой ностальгической волне. Опять-таки, может быть это мужское восприятие ситуации.

Гаспарян: Я могу сказать, что единожды побывав на встрече выпускников своей школы, я никакой ностальгии вообще не почувствовал. Вот абсолютно. Это было знаете как, как говорят англичане "different people", совершенно разные люди, которых уже ничего не объединяет. А вот когда ваши ученики приходят к вам, вы узнаете тех школьников, бедокуривших на переменах, и не всегда учивших домашнее задание?

Случ: Во-первых, узнаю. Во-вторых, я честно хочу сказать, что это узнавание, оно для меня как для учителя очень ценно. Потому что оно дает такой обратный заряд терпения. Эта некая добродетель, в которую учителю приходится постоянно упражняться. Вот он видит ученика, который является абсолютным хулиганом, и тут нужен известный здравый смысл, чтобы понять: ну и Бог с тобой. Через 10 лет ты станешь нормальным человеком во всех смыслах. Может быть таким же, но вот просто все остальные люди будут на это смотреть иначе. И учителю найти силы, значит, с некоторым снисхождением относится к подобным вещам.

Гаспарян: Михаил Ильич, не думаю, что открою для вас какой-то страшный секрет, я полагаю, что вы это знаете даже гораздо лучше меня. В народном сознании учитель подразумевает некий такой совершенно замкнутый мир, который полностью сфокусирован на своих учениках, на успеваемости класса, на учебных пособиях, и за пределами школы, за пределами своих уроков, учитель якобы ничего не видит, ничем таким не увлекается, ни чем таким не интересуется. И вообще, он весь в педагогике, строго по Ушинскому, или Макаренко. У вас есть какие-то увлечения, как у "Учителя года 2010"?

Случ: Я думаю, у всякого учителя есть что-то кроме его профессиональной жизни, так же как у директора завода железобетонных конструкций в голове не только проекты будущих домов.

Гаспарян: Это я не знаю, мне пока не доводилось с ним беседовать, но если случится, обязательно спрошу.

Случ: Есть понятные увлечения, которые проистекают из педагогической профессии, или до этой профессии было, просто в нее влились. Это, например, любовь к путешествиям. Я до школы ходил в походы, я во время школы ходил с учениками в походы, сейчас я не являюсь классным руководителем, но мне все равно нравится ходить в походы, даже без учеников. Куда-то ходить, куда-то ездить, куда-то путешествовать, например, на машине, по-разному, что-то новое видеть. Конечно, есть специфические увлечения, связанные тоже с профессией учителя. Там я люблю собирать грибы и ловить рыбу, можно сказать, я люблю заниматься вещами, которые меня на неделю абсолютно от всех людей освобождают. Чтобы не было вокруг вообще ни кого.

Гаспарян: Все-таки устаете от количества людей, которые постоянно...

Случ: Конечно, это социальная профессия, и учитель сегодня находится среди учеников, среди родителей, это даже не водитель такси, который смотрит на дорогу, это все-таки как-то иначе. Есть вещи, которые так к профессии не относятся, хотя, учитель умудряется все, это можно назвать современной литературой, и хотя, слава Богу, это абсолютно не мой предмет.

Гаспарян: А почему "слава Богу"?

Случ: Нет, в этом смысле подобного рода упоминание, оно видимо не повлечет какого-то нашего с вами профессионального разговора о преподавании литературы. Это конечно, интересная и важная вещь, и я все время думаю, бедные учителя литературы, им же нужно проходить какую-то программу, а при этом ученики, про которых все говорят, что они мало читают. Если чем-то интересуются, то совершенно чем-то, что в эту программу не входит.

Гаспарян: Так было всегда.

Случ: Да, но если раньше в моем детстве, этой современной литературы не было. Стругацкие просто не были изданы, и массовый ученик их не знал, сейчас ситуация чуть-чуть другая. И сложно быть учителем, как бы не зная тот предметный мир, в котором живут ученики.

Гаспарян: Михаил Ильич, а вам всегда удавалось узнать внутренний мир своих учеников, или были те самые исключения, когда вы готовы были признаться самом у себе, что с этим учеником можно капитулировать?

Случ: Очень часто. И мне кажется, это не вопрос какого-то педагогического мастерства, когда педагог говорит, я - как заправский взломщик сейфа, конечно, и к этому человеку найду отмычку. Но, все-таки человеческая личность довольно богатая, и часто неформатный ученик, в разных смыслах слова, не обязательно конформист, не обязательно революционер. Просто ученик, который чуть-чуть боком стоит к школе, это нормальное явление, и часто учитель не может его раскусить. То есть возникают какие-то межличностные отношения, доходящие до легкой или тяжелой неприязни. Я бы сказал, что эта ситуация, о которой не любят говорить, но которая для школы характерна, и не очень понятна. Если школу не стерилизовать, как вот без нее обходиться.

И, например, совершенно нормальная ситуация, когда это выравнивание, прохождение через яму, связанную с отношениями, когда это прохождение требует года или двух. Вот это абсолютно нормальная ситуация. И говорить о каких-то кудесниках своего дела, которые входя в класс, за секунду все эти вопросы решают, наверное, такие люди есть, и я даже среди своих коллег знаю много людей, которые как мне кажется, гораздо лучше меня умеют подобные вещи выстраивать. Но, тем не менее, это всегда некий длинный процесс. И я опять вернусь к началу, дело не только в мастерстве учителя, дело в том, что ученик, это личность, это некий факт. Его невозможно на кривой козе, и не нужно объезжать.

Гаспарян: Тут две личности, личность учителя, с одной стороны, и личность ученика, с другой.

Случ: Я бы сказал, даже еще личности одноклассников, с которыми тоже что-то приходится делать. И там возникают какие-то конфликты в этом треугольнике сложном.

Гаспарян: Конфликты разрешаемые, я надеюсь?

Случ: Конечно, они, как и все в жизни находят свое разрешение. Просто часто, это разрешение, оно не проходит на последний аккорд поставленной мелодии, когда раз, и концу первой недели все начинают дружить.

Гаспарян: Михаил Ильич, все-таки замыкая круг, возвращаясь к "Учителю года-2010", это, безусловно, знаковое событие, а дальше что? Вот какие следующие у вас ориентиры?

Случ: Сложно сказать на сегодняшний момент. Есть некоторые проблемы, в принципе, связанные с тем, что педагогическая профессия, она не очень карьерна. Тут нет такого выстроенного механизма, когда учитель куда-то переходит. И я на сегодняшний момент честно объявляю всем, и говорю себе, что для меня было бы ценно остаться в школе не только на должности директора, но до известной степени и на должности учителя. Я понимаю, что есть обязательства с победой в конкурсе, и есть вещи, которые заставляют меня работать не только на школу, на какие-то вопросы образования вне рамок своего узкого коллектива. Не знаю, как мне это удастся сочетать.

Гаспарян: Будем надеяться, что удастся.

Случ: Спасибо.

Гаспарян: Михаил Ильич, спасибо огромное, что нашли время, пришли к нам, ответили на наши вопросы.